Четыре святителя на «дальней земле»

11 февраля - память святителей Герасима, Питирима и Ионы, епископов Великопермских и Устьвымских, а также собор Коми святых. В первое воскресенье после этого дня - собор святых Пермской митрополии.

Икона святителей Пермских Герасима, Питирима и Ионы.
Святитель Стефан Пермский.

На гербе Перми изображены медведь и Евангелие - они символизируют природное богатство региона и христианское просвещение. Но описание первого утвержденного Екатериной II герба города указывает, что изначально дикий зверь подчеркивал «дикость нравов жителей», которые как раз и были просвещены «через принятие христианского закона».
Народы коми (зыряне и пермяки) и вогулы (манси) поклонялись «огню, воде, деревьям, камню и золотой бабе, и кудесникам, и волхвам». С одной стороны, эта языческая вера была благодатной почвой для христианской проповеди, так как зыряне изначально признавали существование некоего бога-творца, а Богородица казалась им похожей на их легендарный идол - золотую бабу, держащую на руках ребенка. С другой стороны, изменить многолетние привычки и представления - дело неимоверно сложное и не каждому под силу...
У «прокудливой березы»
Многие таинственные божества окружали народ коми, были среди них и «прокудливые березы». Огромное дерево вселяло страх, и казалось, от этой махины с кривыми ветвями может зависеть многое в жизни. Чтобы задобрить, ей приносили жертвы, жгли рядом костры, исполняли языческие ритуалы. Но вдруг неподалеку от нее поселился православный монах. И мало того, что странный пришлый человек стал жить возле этого пугающего дерева, так еще и в какой-то момент он срубил его и сжег! В ужасе зыряне хотели убить того, кто виновен во всех их грядущих бедах - а беды после такого, по их мнению, были неминуемы. Но монах спросил: «Сильны ли идолы ваши, если не могут защитить себя?» И стал рассказывать людям об Истинном Боге.
Святитель Стефан Пермский срубает «прокудливую березу».

Вскоре монах вступил в открытое противостояние с Памой, местным жрецом. Язычник утверждал, что зырянам помогают многие божества - «и на суше, и на воде». А монах отвечал, что они бессильны, а всемогущ только Господь. Спор дошел до того, что жрец предложил вместе пройти сквозь огонь и воду, чтобы увидеть, чья же вера действительно истинна. Монах же признал, что не повелевает стихиями, но, взяв язычника за руку и помолившись, готов был шагнуть в огонь. В этот момент испугался сам Пама. А видевший это народ готов теперь был узнавать Христа, с Которым монах не боится даже смерти.
Бесстрашным монахом был святой Стефан, в будущем ставший первым епископом созданной им на коми-пермяцкой земле епархии. Расположения своей новообращенной паствы он добивался не красивыми словами, а христианской заботой о людях и своим трудом. Хорошо образованный, он изучал местный язык, переводил на него священные книги и даже создал для его записи алфавит на основе кириллицы, греческих букв и древнепермских рун. И хоть эта азбука использовалась недолго, сам факт говорит о том, с каким уважением, интересом, пониманием и любовью относился первый пермский епископ к людям, которым нес веру во Христа.
Пермские мученики
Святитель Стефан умер во время поездки в Москву. К слову сказать, именно там много времени из своих двадцати лет епископства проводил его преемник, а потом тот и вовсе запросился на покой и навсегда покинул отдаленную кафедру. Следующему, третьему, пермскому епископу Герасиму пришлось заниматься не только миссионерством, но и защитой своей паствы от нападений языческих племен вогулов с одной стороны и новгородских «пиратов» с другой. Людей, которым новый владыка нес весть о спасении души, окружали голод, нестабильность, разорения. И он шел к ним в самые глухие места, чтобы помочь, посочувствовать и утешить.
Он нес слово Божие и вогулам (манси), и они как будто даже слышали его - набеги их на христиан-зырян временно прекращались, некоторые стали креститься, и даже при самом епископе был вогул, который помогал ему, стал его учеником и, вероятно, готовился стать священником и просветителем своих соплеменников. Но именно он, по распространенной версии, убил своего пастыря и учителя, задушив омофором. Кто подговорил его - шаманы ли, или представители местных властей, которые также не всегда были согласны с действиями епископа, - не столь важно. Важно, что первые ростки веры часто погибали в трудной и жестокой среде.
И все же находились те, кто был готов служить непросвещенному народу. На место убитого епископа-мученика приехал архимандрит Питирим, настоятель московского Чудова монастыря. Прибыв на свою кафедру, он несколько месяцев готовился к миссионерскому походу, изучая ситуацию и карты. Он отправился в самый центр язычества на пермской земле - и там тоже появились храмы, стала идти служба.
Активная позиция пермского епископа вызывала недовольство у князя вогулов Асыки, и все большее разорение он со своими отрядами приносил зырянам. А владыка Питирим средства, предназначенные на строительство храмов и монастырей, отдавал людям, чтобы они могли восстанавливать свои дома и выживать. Более того, он уговорил московского князя брать меньше дани с и без того страдающего населения. Однажды, когда святитель Питирим в сопровождении клира и мирян шел после литургии к реке на молебен, на верующих напала разъяренная толпа вогулов. И сам Асыка, ее возглавлявший, убил святого.
С посохом и с верой
Казалось бы, стоит ли надеяться зажечь свет в сердцах людей, от него отворачивающихся? Но следующий пермский епископ Иона смог пробудить души даже волхвов и одного из влиятельных пермских князей - по легенде, самого сына Асыки.
Кем бы ни был этот высокопоставленный пермяк, в крещении принявший имя Михаил, с его примером, помощью и поддержкой проповедь стала приобретать другое влияние. Да и общая ситуация вокруг стала меняться: московский князь смог подавить с разных сторон шедшие на зырян нападения. Эти места, еще недавно бывшие «дальней землей» (так иногда переводят название Перми), стали частью православного мира.
Немало было пролито тут крови, но обратить к христианству проживающий здесь народ пермским первосвятителям удалось не силой и приказами, а своей заботой и непоколебимой верой в то, что в жизни каждого возможна встреча с Богом. Они шли сюда не за славой и легкой жизнью, но, наоборот, не боясь трудностей, искали, как отмечал австрийский дипломат и исследователь Русского государства Сигизмунд Герберштейн, «только совершить богоугодное дело, призвать на путь истины души многих».
Там, где когда-то росла «прокудливая береза», стоит монастырь. Первый храм на ее месте построил еще святитель Стефан Пермский. Теперь в Усть-Вымской обители покоятся мощи трех его последователей - святителей Герасима, Питирима и Ионы. Мощи же первого епископа «дальней земли», долгое время находившиеся в Москве, утеряны. Но сохранился его посох. Позднее ценная реликвия была украшена резьбой по лосиному рогу - мастерская работа рассказывает о трудах и деяниях святого. Но помимо произведения искусства, это по-прежнему тот самый деревянный посох, на который проповедник опирался, следуя в самые отдаленные уголки своей епархии и не видя ни препятствий, ни расстояний.
О том, что он действительно их не замечал, говорит сохранившаяся в житийной литературе история. Как-то преподобный Сергий Радонежский во время монастырской трапезы встал из-за стола, помолился, поклонился и кого-то поприветствовал. На вопрос братии он ответил, что обращался к Стефану-епископу. А тот действительно, спеша в Москву и не имея возможности посетить Троицкую обитель, останавливался по пути на расстоянии многих верст от нее, чтобы помолиться и благословить монахов.
Святые угодники Божьи понимали и всем своим существом чувствовали, что с Богом любое расстояние и любая преграда, даже если это закрытое окаменением сердце, могут быть преодолены в одно мгновение. Наверное, эта вера и укрепляла святых учителей на их трудном дальнем пути.