Известный и неизвестный Михаил Плетнёв

В недрах интернета можно найти информацию обо всем и обо всех. В том числе о Михаиле Плетнёве можно узнать сполна. Но чтобы понять, что хочет донести великий музыкант со сцены, мне всегда интересно пообщаться с ним. Составить собственное представление о человеке удается во время интервью. И если найден контакт, мне открываются многие «потайные дверки» и проявляются новые грани личности интервьюируемого.

Получив согласие на встречу, боялась, что маэстро будет подчеркнуто холоден и краток. Забегая вперед, скажу, что уже после нашего разговора и концерта зашла высказать свои восторги за кулисы и увидела очень любезного, глубоко переживающего свое выступление артиста. Ему были интересны и важны впечатления слушателя из зала. Но такому благополучному для меня знакомству и достаточно откровенному интервью предшествовал двухчасовой разговор на террасе отеля «Фермонт».
Так кто же истинный Михаил Плетнёв, получивший кроме признания мировой публики все мыслимые и немыслимые награды?
На первый мой вопрос, сколько времени мне отведено на встречу, получила быстрый краткий ответ, как ответный удар теннисным мячом: «Все будет зависеть от ваших вопросов». С каждым новым вопросом пианист словно тестировал меня, стоит ли на меня вообще тратить свое драгоценное время, понимаю ли я что-то в музыке и способна ли оценить масштаб мышления и интересов этого гения. А интересы оказались настолько разносторонними, что трудно было с ходу сориентироваться.
Мы знаем, что Михаил Плетнёв - пианист, дирижер и композитор. В 1978 г. получил первую премию и Золотую медаль VI Международного конкурса имени П. И. Чайковского как пианист. В 1980-м дебютировал как дирижер. В 1990-м создал Российский национальный оркестр. Он начал учиться музыке в Казани в классе замечательного педагога К. А. Шашкиной, продолжил в ЦМШ и Консерватории в Москве по классу фортепиано и композиции. Ему необыкновенно повезло учиться у таких мастеров, как Тимакин, Леман, Флиер, Холопов, Власенко... Плетнёву не чужды и спортивные увлечения - учась в классе Якова Владимировича Флиера, сыграл
с ним не одну партию в шахматы. Любитель различных видов спорта играет в бадминтон, катается на горных лыжах, водит вертолет.
Михаил Плетнёв с детства был очевидно непростым учеником, как отмечают все, даже Яков Флиер шутил, что урок с Мишей - как два сольных концерта по эмоциональному напряжению.
На нашей встрече присутствовала помощница и подруга Михаила Васильевича - его менеджер или, как сказал маэстро, ангел-хранитель Адриана. Мы общались то на русском, то вовлекали в беседу Адриану и переходили на французский. В разговоре выяснилось, что Михаил Плетнёв живет в Морже, на набережной Игоря Стравинского на берегу Женевского озера. Дружит со своим соседом, известным дирижером Шарлем Дютуа, которому его французский акцент напоминает былое общение с Игорем Стравинским. Неожиданно Михаил Васильевич перешел на хорватский с Адрианой, которая уточнила, что это похоже на настоящий загребский
акцент. Тут и выяснилось, что Плетнёв интересуется языками и на некоторых даже способен немного разговаривать! Например, общается по-японски с настройщиком рояля KAWAI, который специально привозят на его выступления.
Вопрос о рояле интересовал меня еще с прошлого концерта Михаила Плетнёва в 2020 г. в Опере Монте-Карло. Концертный KAWAI приятно удивил меня своим
мягким тембром и глубиной звучания.
«Последние 5 лет я не играю на других музыкальных инструментах - всегда и везде только на KAWAI, который доставляют в сопровождении японского настройщика Ямамото, настоящего гения. Был период, когда я не выступал как солист, потому что не мог найти нужный мне инструмент. Монополия «Стэйнвея», становящегося с каждым годом все хуже и хуже, привела к моему 7-летнему отказу от выступлений в качестве пианиста. Но мне удивительно повезло почти случайно познакомиться с японским инструментом KAWAI, и мы смогли заключить сотрудничество с этой фирмой, и теперь я имею счастье играть все концерты на изумительных инструментах. И дома тоже играю на KAWAI, полученном в подарок от японцев».
Слушать произведения Шопена на концерте - всегда удовольствие. Красивая романтическая лирика, эмоциональные всплески, яркие пассажи, чистота интонирования, просто хорошо знакомая классика. Но у Плетнёва Шопен особенный - ухо воспринимает каждый звук, как взгляд ловит детали в микроскопе, все нюансы отчетливо слышны и осознаны. Впечатление, что ты не со стороны слышишь музыку, а находишься в ее эпицентре и остро сопереживаешь весь спектр эмоций. Все доведено до совершенства! И KAWAI в том числе достойно передает замысел исполнителя.
Но вернемся к началу карьеры Михаила Плетнёва. Я поинтересовалась, чьим было решение привезти 13-летнего мальчика в Центральную музыкальную школу при Московской консерватории?
«Начал я учиться в такой же специализированной школе при консерватории в Казани, но мама решила показать меня известному тогда на весь Союз педагогу Анне Даниловне Артоболевской, которая сказала, что стоит сдать вступительные экзамены, что я успешно и сделал. А потом Артоболевская сказала, что она занимается только с малышами, и вместе с директором посоветовала учиться у Е. М. Тимакина. И только потом я понял, что это за гений. Москва в те годы была другой: атмосфера, люди, образование.
Самыми счастливыми оказались четыре года жизни в интернате при ЦМШ. Появилась куча друзей, мы общались, организовали маленький оркестр, я научился играть на разных инструментах, покупал и читал взахлеб книги по искусству. В 14 лет подружился с мальчиком, говорившим на иностранных языках. Меня это настолько поразило, что решил не отставать и принял решение к 18 годам выучить пять основных европейских языков. Сидел и учил даже на пляже. А родители, загорая, спрашивая меня: «Что ты делаешь, Миша?» - «Книжку читаю, учу язык».
Встречаясь с нашими солистами в Монако, с восхищением отмечаю, что многие говорят по-французски: Борис Березовский, Николай Луганский, Вадим Репин... Понятно, что, живя в Швейцарии, Михаил Плетнёв находится в языковой среде и говорит на французском великолепно. Интересно было узнать его мнение по этому поводу.
«Если говорить о французском языке, то я нахожу его менее богатым по оттенкам по сравнению с русским. Хотя вспомним, Скрябин писал свои обозначения в нотах на французском, и название Le Poème de l'extase обычно не переводят на русский. Пушкин, Тургенев не только владели, но и великолепно писали по-французски с детства. А поэзию надо стараться читать на языке оригинала».
Следующей темой нашей беседы стало композиторство. Было интересно мнение Михаила Васильевича и как пианиста, и как дирижера, и как композитора.
«Некоторые композиторы не очень хорошо владели инструментами. Иногда исполнителю бывает нужно композитору помочь. В этом плане очень показателен пример Брамса с его гениальным концертом - он показал партию скрипки известному исполнителю, а тот стал переделывать все пассажи, и Брамс принял изменения. Понимая, что инструменталисту должна быть удобна фактура, чтобы не было чрезмерных сложностей, которые ничего не дают с точки зрения музыки, но портят впечатление от исполнения. Вместо того чтобы заниматься музыкой, фразой, солист вынужден думать, как бы преодолевать ненужные трудности. В сочинениях таких музыкантов, как Лист, Шопен и Рахманинов, ничего менять не надо, они сами исполняли свою музыку. Когда Мендельсон писал свой знаменитый концерт, показал первую редакцию концертмейстеру Лейпцигской филармонии, и тот ему сделал много исправлений. Партию скрипки сегодня играют по большей части с теми изменениями, но есть скрипачи, исполняющие оригинальную редакцию, и она явно хуже. Считаю, что умение писать музыку, импровизировать, транспонировать для исполнителя очень важно. Пианист Даниил Трифонов - сам композитор, и это чувствуется по его игре на рояле. Или Денис Мацуев, который очень свободно себя чувствует за инструментом, и играть с ним одно удовольствие.
Я сочинял музыку с детства, а с 11 лет в Казани учился композиции у Альберта Семеновича Лемана, который позже стал завкафедрой композиции в Московской консерватории. Прошел курс гармонии и анализа формы у гениального Юрия Николаевича Холопова, и занимался с ним лично еще в школе. Знанием гармонии обязан ему. Потрясающий был знаток, например, его разбор произведений Прокофьева совершенно гениален.
Быть педагогом - тоже искусство. Рахманинов, например, вообще не мог преподавать, как и Горовиц. А кто-то не такой великий пианист или скрипач, но педагог гениальный.
В исполнении произведения мне важно естественное течение музыки. Любой мой концерт - это личное переживание. Но если сегодня я слышу так, то завтра могу услышать совершенно иначе. Я должен быть честным по отношению к самому себе. Играю то, что считаю необходимым и как считаю необходимым в данный момент, а не так, как я играл вчера.
Люди могут относиться по-разному к тому, как я играю. Кому нравится, приходите ко мне на концерт, не нравится - можете не приходить. Я никого не тяну, но могу сказать, что не жалуюсь на отсутствие публики.
Великого Николая Семеновича Голованова упрекали в том, что он постоянно делает ретуши произведений, а он был величайшим дирижером всех времен и народов, послушайте записи! Так, как играл оркестр Голованова, никакой оркестр не сравнится. У Рахманинова тоже остались только записи, но тем не менее выше него нет никого. Артуро Бенедетти Микеланджели спросили, кого из пианистов он считает великим: «В 1936 г. слышал в Париже Рахманинова, это было самое выдающееся». И для Владимира Горовица Рахманинов был как отец.
Высоко ценю мою хорошую приятельницу пианистку Марту Аргерих. К ее 60-летию написал сюиту для двух роялей по «Золушке» Прокофьева.
Отвечая на ваш вопрос о современных композиторах, скажу, что есть достойный внимания композитор из Латвии Петерис Васкс. Диатоническая алеаторика и глубина его произведений хорошо действуют на публику. Есть менее известная, но замечательная музыка Гии Канчели. Жаль, мало исполняемая. Или Родион Щедрин - живой классик, дай бог ему здоровья. Мы с ним собратья по классу, он был первым учеником Якова Владимировича Флиера, а я последним».
После второго часа нашей беседы меня начала мучить совесть, что Михаилу Васильевичу надо дать отдохнуть и подготовиться к вечернему концерту, на что он сказал: «Давайте продолжим, обычно приходят такие тупые журналисты, спрашивают одно и то же, а с вами хоть можно поговорить. С удовольствием вам расскажу обо всем».
В финале нашего интервью получился блиц-опрос.

- Михаил Васильевич, я как-то спросила у Вадима Репина, как он снимает стресс перед концертом. На что он ответил, что бегает по 12 км. А вы?

- Для меня концерт - приятное времяпрепровождение на вечер, с удовольствием
могу играть концерт, а могу просто поспать.

- Скажите, а дрожь пробирает, когда выходите на сцену?

- Зачем мне дрожать? Пусть публика дрожит!

- И такое чувство было всегда?

- Нет, когда был молодой, было иначе. Выйдя на сцену Большого зала консерватории, ощущал устрашающую атмосферу и понимал, что за два дня до тебя здесь играл Рихтер или Ростропович. А теперь выхожу я, и это давило.

- Вы бываете в Москве?

- В течение жизни жил в Москве довольно долго. В последнее время бываю
редко.

- Тогда приезжайте чаще в Монако!

- Приглашайте, приеду!

На этом наша беседа закончилась. А вечером состоялся долгожданный сольный концерт. Теперь буду с нетерпением ждать следующего приезда маэстро, ведь встреча с живым гением - счастье для слушателя.

Нина ПОПОВА