«Монморанси» - русский старческий дом во Франции

Часть вторая

Фрагмент из новой книги воспоминаний Александра Васильева «Сокровища кочевника. Париж и далее везде»

Вообще все эти пансионаты были идеальным местом для получения абсолютно любой информации на тему эмиграции первой волны. У каждой его обитательницы в комнате имелся собственный телефон, каждая располагала свободным временем и была не прочь поболтать и предаться воспоминаниям. Вот только вовсе не все могли достать эти номера телефонов и расположить к себе собеседников. Уже позднее, в конце 1980-х годов, я стал помогать Государственному институту истории искусств в Ленинграде в составлении биографического издания. Мне выдали целый список имен балерин и певиц, о которых никто ничего не знал. Я садился за телефон, обзванивал 6-7 адресатов в возрасте около 90 лет и по списку опрашивал, знали - не знали, когда родилась, когда умерла, у кого училась, что танцевала.
То же самое я сделал для знаменитого сборника «Художники русской эмиграции». Мною написано несколько биографических статей о художниках, может быть, средней руки, но о которых никто ничего не знал. Эти старушки рассказывали мне: «Ну как же, он был нашим соседом». Или: «Одно время она танцевала со мной в одном балете, но недолго - потом ушла». Этого было достаточно, чтобы определить хоть какие-то вехи биографий. Конечно, интернет - великая вещь, сегодня можно найти практически любую информацию, любые архивные данные. Но вот этих устных воспоминаний мы уже, к сожалению, получить не можем, потому что ушло поколение.
Тогда же родилась идея книги «Красота в изгнании», которую я посвятил Наталье Петровне Бологовской. Во время работы над ней я завел огромные амбарные книги, куда при помощи дырокола подшивал листы с новыми фактами по каждой теме, по каждому эмигрантскому дому моды, которые ушли в небытие: «КИТМИР», «ИТЕБ», «ИРФЕ»… В поисках дополнительных сведений мне пришлось объездить, кажется, все старческие дома, какие только существовали тогда во Франции. В пансионате Ганьи одна из администраторов, полька по национальности, видя мой интерес, сказала: «А вы знаете, у меня сохранились карточки с биографическими данными тех, кто вам нужен. У нас все от руки записано».
Она передала мне эти карточки. Так я узнал точную дату рождения фрейлины последней русской императрицы Александры Федоровны - княжны Мэри Шервашидзе, в замужестве княгини Эристовой. Так я выяснил, когда она поступила в Ганьи, в каком году ее не стало и что на Лазурном берегу жила ее сестра, графиня Запнекау. К сожалению, застать живой княгиню мне не удалось. Зато в Ганьи продолжала жить мадам Надежда Нилус. На момент нашего знакомства Надежде Дмитриевне исполнилось 102 года. Эта потрясающая женщина, несмотря на свой более чем солидный возраст, продолжала ухаживать за собой. Каждое утро наносила макияж, делала маникюр, наряжалась… Узнав, что я на днях улетаю в Гонконг, попросила привезти ей пудру и кимоно лилового цвета - непременно лилового, потому что только этот цвет ей идет. Она долго жила в Константинополе и писала стихи об этом прекрасном городе.

Легендарная леди Абди
С Ией Григорьевной Ге, легендарной леди Абди, одним из символов красоты и элегантности модного Парижа 1920-1930-х годов, я познакомился в старческом доме в Канне, близ Ниццы, незадолго до ее смерти в 1992 году. Найти ее адрес было практически невозможно, мне в этом очень пытался помочь друживший с ней художник Вильям Петрович Бруй, но я смог достать ее место жительства в Рокбрюн, возле Монте-Карло, и, позвонив в мэрию, узнал о ее переезде в старческий дом. Она приняла меня очень любезно, была одета в элегантное красное платье из джерси, правда, потом, после моего ухода сказала медсестре, что я ее совершенно вымотал своими вопросами, которые задавал на протяжении целого часа. Но я был готов расспрашивать ее и два, и три часа, потому что второго раза уже не случилось. Благодаря этому единственному интервью я смог восстановить ее жизнь, ведь сама леди Абди воспоминаний не написала, желая остаться одной из самых загадочных фигур мира моды и красоты ХХ века.
Ия Григорьевна Ге родилась в Славянске 8 августа 1897 г. в семье известного актера Императорского Александринского театра Григория Григорьевича Ге и драматической актрисы Анны Ивановны Новиковой-Вуич. Род Ге - французского происхождения - дал России знаменитого художника Николая Николаевича Ге. За границей Ия Григорьевна вышла замуж за английского лорда Абди, после развода с которым сохранила знатный титул, поступила художественным директором в дом «Шанель». Ее портреты часто печатали в журнале «Вог» и других модных изданиях в платьях от больших парижских домов.
Слава леди Абди как арбитра элегантности росла. Ее часто приглашали на светские маскарады и вечера, которые устраивал тогда в Париже неугомонный светский жуир граф Сириль де Бомон. Одним из самых знаменитых костюмов леди Абди для одного из таких вечеров был наряд из воздушных шаров, а вместо головного убора - морская раковина.
Фото: Дама в красном - леди Абди в старческом доме в Ле Кане (1992 г.)

Судьба леди Абди в конце 30-х - начале 40-х гг. складывалась загадочно и невероятно. В самый разгар сталинского террора, в 1937 году, она отправляется в Москву и Ленинград на прощание со своим знаменитым умирающим отцом - актером Григорием Ге. Поступок по меньшей мере странный для русской эмигрантки.«Отец был разбит параличом и вдруг вспомнил, что у него в Париже есть дочь. Тогда я впервые увидела Москву - очень грустное зрелище. Была зима, все покрыто снегом, и мой отель «Метрополь» находился недалеко от Кремля. По улицам ходила черная толпа, - вспоминала она. - А я смотрела в окно и видела Кремль весь в снегу. Мне было очень грустно».Остается лишь догадываться, почему ей разрешили приехать и почему опять выпустили во Францию, где ее знали слишком многие и она сама знала слишком многих. После кончины леди Абди был устроен аукцион ее коллекции мебели XVIII столетия и предметов шинуазри, невероятно большого художественного вкуса, ее портреты писали многие художники, и знаменитые фотографы делали ее портреты.

Ольга Александровна Старк

Фото: Александр Васильев с дамой в шубке - С балериной Ольгой Старк-Кононович, «Монморанси» (1989 г.)

Но вернемся в «Монморанси», где жизнь текла своим чередом. Наталья Петровна Бологовская очень ревновала, если я дольше обычного задерживался в гостях у ее соседки Ольги Старк. Та в свою очередь понимала, что пальма первенства у Бологовской, и терпеливо поджидала меня в своей комнатке.
Ольга Александровна Старк, урожденная Кононович, ученица Маргариты Фроман, которую она боготворила, была балериной кордебалета. В Петербурге она жила за Обводным каналом на Шлиссельбургском проспекте в доме 11, так как ее отец работал в дирекции Императорского Фарфорового завода, а позднее переехала на Шпалерную улицу в дом 34 на 4-й этаж. Свое лето в детстве она проводила в усадьбе Чувакино Старицкого уезда Тверской губернии, в имении друга семьи Андрея Николаевича Чаплина и написала трогательные об этом воспоминания, ныне утраченные. В Париже Ольга Старк танцевала в труппах русской частной оперы Марии Кузнецовой и Алисии Вронской, в «Фоли-Бержер», в труппе «Новый балет» в Монте-Карло. Одно время держала собственную балетную школу в Бельгии. Своим главным достоянием считала многочисленные автографы, оставленные ей великими танцовщиками: Фокиным, Мясиным, Лифарем…

Групповое фото - Мама Александра Васильева Татьяна Ильинична Васильева-Гулевич в компании обитателей старческого дома «Foyer russe» в «Монморанси». Сидят: княгиня Екатерина Кугушева, балерина Ольга Старк-Кононович, таксист Георгий Новиков по прозвищу «Ангел» и портниха Наталья Бологовская (1990 г.)

Демонстрировала их с огромным удовольствием и гордостью всякий раз, когда я заглядывал к ней в гости. И Оленька часто приезжала ко мне в гости в Париж на чай со своими подругами - русскими балеринами Элинькой Лыжиной и Тиной Скарпа. Она много рассказывала о работе с балериной Большого театра Александрой Балашовой, которая пекла пирожки и приходила с корзинкой на репетиции в Русскую частную оперу, так как знала, как плохо питались балетные артисты. Она хорошо помнила известного режиссёра Николая Николаевича Евреинова, с которым она работала у князя Церетели. По ее словам, это был дельный, замечательный режиссер. У него были прямо стриженые волосы, он быстро бегал по сцене и очень волновался перед премьерой опер. Другим режиссером, с которым Ольге Старк удалось поработать, был знаменитый Александр Акимович Санин, муж Лики Мизиновой, ставивший для Дягилева, Большого, Александринского театров и служивший в МХТ. Он эмигрировал в 1924 году. Оленька была замечательной рассказчицей и хранительницей многих балетных анекдотов. Так, она рассказала мне о маленькой репризе, услышанной ею из уст Веры Каралли, знаменитой красавицы и примы Большого театра, также эмигрировавшей в Париж:
«Часы стучали длительно,
Слегка горел камин.
Она была упоительна,
А он - нахально мил!»
Моя любимая Ольга Старк скончалась внезапно, когда в экскурсионном автобусе вместе с другими обитателями Foyer russe отправилась к морю. Во время остановки она отошла в ближайший лесок оправиться после долгой дороги, присела и мгновенно умерла. Водитель автобуса подхватил бездыханное тело, уложил на заднее сиденье и продолжил путь. По возвращении в Монморанси Ольгу Старк отпели в маленькой часовенке, расписанной братом Александра Бенуа - Альбертом, и похоронили тут же на местном кладбище. Куда после смерти Ольги Александровны ее автографы забрала племянница ее мужа, а вот фотографии, которыми она так дорожила, достались мне.
Соседкой Ольги Старк по этажу была манекенщица Кира Середа, работавшая еще у Поля Пуаре с Ксенией Куприной, дочерью писателя, в доме Шанель и у ИРФЕ у князя Феликса Юсупова. Она была урожденной баронессой фон Медем. Родилась на Кавказе и была родной сестрой рано скончавшейся манекенщицы дома Скиапарелли баронессы Лели фон Медем. Она вышла замуж за офицера Лескова, внука знаменитого писателя, у них родилась дочь Татьяна Лескова, ставшая известной балериной и матерью Бразильского балета. Недавно Татьяна отпраздновала свое 100-летие в Рио-де-Жанейро. Так вот, именно Кира Середа удочерила Татьяну, дала ей возможность учиться балету у Любови Егоровой. В комнате Киры Середы в Монморанси справа от окна висел большой журнальный портрет Татьяны Лесковой, ее приемной дочери, которой она по праву очень гордилась. Единственным воспоминанием о России была маленькая иконка и сахарница «Фраже», всегда стоявшая на столе.

Варвара Борисовна Раппонет
Варвара Раппонет в костюме Эльзы Скиапарелли, Париж, 1946 г.
Еще одной обитательницей Foyer russe была знаменитая манекенщица родом из Киева, работавшая у Эльзы Скиапарелли. Ее имя - Варвара Раппонет.
Варвара Борисовна родилась 20 июля 1911 года в Киеве в семье полковника инженерных войск балтийского происхождения. Семья Раппонет жила в Киеве на Банковской улице, с началом революционных беспорядков эвакуировалась в Феодосию, а в 1920 году через Турцию эмигрировала в Югославию через город Котор.
Она вспоминала:
- Мой отец был старым офицером, он воевал еще с Японией в 1905 году. Во время войны мы провели в Крыму около трех лет. Кораблем «Генерал Корнилов» под командованием моего отца нас повезли в Турцию, где мы стояли на рейде у Золотого Рога в Константинополе 24 часа. Нас, детей, там купали и чистили американцы. Корабль был переполнен беженцами в военной форме, была масса жен офицеров. Люди тащили с собой сундуки и самовары. Папа приказал все это выкинуть в море, так как корабль из-за перегрузки стал крениться. На маме была шуба, на пальце бриллиантовое кольцо, а в руках икона. Это все, с чем мы приехали. Все наше имущество осталось в Киеве, так как мы думали, что скоро вернемся. Заложили все вещи - ковры, мебель и серебро - в «Земский залог», а за ними-то большевики сразу и пришли.
В 1933 году Варвара поехала во Францию. Конечно, не одна, а с молодым человеком, который стал ее мужем. Он был русско-французским легионером. Варваре нужна была работа, и она нашла себе место манекенщицы сначала в маленьком парижском доме «Франк» в 1935 году. Высокую красавицу с осиной талией в Париже принял на работу знаменитый испанский создатель мод Кристобаль Баленсиага в 1937 году. В его недавно открывшемся доме моды Варвару называли Барбарой или Барбаритой. Способная хиромантка Барбарита по руке нагадала колеру де Живанши, начинавшему в этом доме, большое будущее, и, как известно, ее предсказания сбылись.
Затем началась война, и Париж был оккупирован. В 1940 году Барбара, изможденная и голодная, пришла устраиваться на работу в дом Скиапарелли. Тогдашний директор-распорядитель дома шведка Ирен Дана тут же отвергла кандидатуру Раппонет: «Вы манекен? - строго спросила она. - Посмотрите в зеркало, на кого вы похожи: кожа да кости!»
Но тут раздался голос самой Эльзы Скиапарелли: «Мадам Дана, какое право вы имеете выбирать манекенщиц в мой дом? - строго спросила она и, окинув взглядом Варвару Раппонет, сказала: - Я вас беру!».
Так случилось чудо. Варвара вспоминала, что во время войны главными клиентами дома были жены немецких офицеров, а также французские актрисы тех лет. С плеча Варвары покупала себе модели от Скиапарелли киноактриса Анабелла, герцогиня Виндзорская, а уже после войны - Марлен Дитрих. После войны Варвара перешла на год к Магги Руфф, но нашла этот дом неаккуратным и вернулась к Скьяп, запросив в месяц за работу баснословную по тем временам сумму в 45 000 франков. Получив ее, она показывала в коллекции 29 моделей и бегала переодеваться в кабину стремглав. Кроме Скьяп, Барбарита работала для фото у Ланвен и Эрмес, объем ее талии был 52 см, а у Аллы Ильчун лишь 47 см.
Варвара Раппонет оставила работу манекенщицы в 1956 году. Но перешла в бутик к Скиапарелли на Вандомской площади заведующей. Позже она стала ухаживать за тяжело больной голливудской актрисой Ольгой Баклановой. О том, что русской звезде немого кино требуется сиделка, Варвара Борисовна узнала из объявления в газете «Русская мысль». Она тут же откликнулась, так как уже много лет сидела без работы. Супруг Баклановой смекнул, что лучшей кандидатуры, чем эта бывшая манекенщица родом из Киева, ему для своей Ольги не найти.
Фото: Лицо закрывшая рукой - Варвара Раппонет в «Монморанси» (1995 г.)

Так Варвара Раппонет переехала в Швейцарию, в местечко Веве, расположенное на берегу Женевского озера между Женевой и Лозанной, где жила стареющая кинозвезда. Варвара Борисовна рассказывала, что с возрастом Бакланова стала терять голову, у нее стала проявляться болезнь Альцгеймера. Например, она наливала шампанское в туфельку, ставила гребешок вместо денег на рулеточный стол в казино, даже в помещении не снимала роскошную норковую шубу янтарного цвета, совершала какие-то ошибки, забывала собственные воспоминания… но помнила всегда - ради Ольги Баклановой был выстроен в Москве Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко.
Сама Варвара Борисовна Раппонет была женщиной очень эффектной. Ей было чуть за семьдесят, когда мы познакомились. Стройная и подтянутая, она очень гордилась тем, что с момента ухода из профессии манекенщицы прибавила в талии всего пять сантиметров. Носила шелковые бордовые, фуксиевые и изумрудно-зеленые блузы в сочетании с узкими черными или синими брючками, красила волосы в рыжий цвет. При этом категорически отказывалась фотографироваться, считая, что слишком постарела для фотографий. На том единственном снимке, что мне удалось сделать, Варвара Борисовна очень эффектно закрыла свое лицо рукой.

Монна Аверьино
В том же старческом доме в Монморанси жила еще одна манекенщица - Монна Аверьино, урожденная Мария Петровна Янова. Она была вдовой Владимира Авьерино (1903-1990), члена Союза «Младороссов» родом из Таганрога. Эта дама наотрез отказывалась меня принимать.
- Я буду разговаривать с вами только по телефону, - сказала она. - Задавайте свои вопросы, я на все отвечу, но дверь вам не открою.
- Но я так хочу с вами встретиться!
- Только по телефону!
Монна Аверьино работала в доме моды Шанель, в грузинском доме моды Имеди и у Люсьена Лелонга, очень хорошо знала княжну Натали Палей и много о ней рассказывала.
- Понимаете, я работаю над книгой, посвященной эмигрантским домам моды, очень бы хотел напечатать в ней вашу фотографию, - однажды попросил я.
- Я вам свою фотографию не дам, - резко ответила Монна, - потому что не знаю, с кем на одной странице окажусь.
Как-то нам и вовсе пришлось разговаривать через дверь. Это было условие Монны.
- Постучитесь и мы поговорим, - сказала она. Ее эпохальной сентенцией было изречение: «Русские принесли в Париж шик!»
Однажды по пути в уборную я обратил внимание на то, что дверь в ее комнату была приоткрыта. Незаметно заглянул внутрь и увидел женщину, сидевшую в инвалидном кресле. Так вот почему она не соглашалась встретиться со мной лично! Не хотела, чтобы я увидел инвалида, в молодости славившуюся своей красотой.

Графиня Марина Шереметева
Там же, в Монморанси, я познакомился с графиней Шереметевой, урожденной Мариной Дмитриевной Левшиной - матерью графа Петра Петровича Шереметева. Она была знаменитым лингвистом и специалистом по арабскому языку и, живя в Марокко, издала первый учебник арабской грамматики в этой стране. Вместе с дочерью Натальи Петровны Бологовской - Натали Обержонуа мы навещали Марину Дмитриевну в ее комнатке, обстановку которой составляли казённые металлическая кровать и тумбочка. Графиня носила темно-синий сатиновый халатик, в карман которого прятала ключ от комнаты, выходя на завтрак или на прогулку.
- Вот этот халатик да ключ от комнаты - все, что осталось от многомиллионного состояния графов Шереметевых, - однажды горько заметила Натали.
Самым уникальным в Foyer russe была мусорка, куда после смерти его обитателей сносили их архивы - письма, альбомы с фотографиями, подшивки журналов… Впоследствии, когда этот старческий дом расформировали, на эту помойку выбросили все личные дела бывших жильцов, сотни нанcеновских паспортов. К счастью, узнав об этом, в Монморанси приехал писатель и историк русской эмиграции Андрей Корляков, который спас бесценные архивы. Там же были найдены папки Объединения русских таксистов Франции - всего восемь тысяч досье: имя, чин, в какой кампании участвовал, сколько раз был ранен, к какому гаражу приписан.
Все эти бесценные сокровища могли погибнуть, а память об их владельцах бесследно раствориться. Именно поэтому я с большим уважением отношусь ко всем коллекционерам, потому что они знают, как легко уничтожить что-то и как сложно и важно сберечь и сохранить. При старческом доме было и небольшое русское кладбище. Ухаживает ли кто-то теперь за этим погостом?..
Мое сокровище кочевника состоит в том, что я лично знал этих замечательных людей, был дружен с ними, смог записать их воспоминания и прославить многих в моем бестселлере «Красота в изгнании», ставшем теперь библиографическим раритетом и дорогим удовольствием.
ALEXANDRE VASSILIEV www.vassiliev.com PARIS