Халинка Дорсувна: звезда «Фоли-Бержер»

Фрагмент из новой книги воспоминаний Александра Васильева «Сокровища кочевника. Париж и далее везде»

Моя коллекция исторического костюма стремительно разрасталась. Новые приобретения, покупки и дары стали в Париже многочисленными. Поначалу она умещалась в большом плетеном кофре, но вскоре его стало не хватать - пришлось покупать новый, второй. Зная о моей страсти к старинным вещам, друзья старались свести меня с людьми, которые могли бы коллекцию пополнить. Так, однажды Лидия Самсонова, мама мой подруги Светланы, передала мне номер одной удивительной женщины, с которой она познакомилась на благотворительной распродаже. Это была полька, говорившая немного и по-русски, - Халинка Дорсувна.
В 1920-е и в 1930-е годы Халинка была звездой знаменитого кабаре «Фоли-Бержер». Удивительным образом ей удалось сохранить в своем гардеробе наряды сразу нескольких десятилетий. Я немедленно ей позвонил.
Халинка говорила по-русски с сильным польским акцентом. Мне польский язык был знаком с детства - ведь в дошкольные годы я всегда проводил летние месяцы в Литве, в нашем семейном доме в имении «Кривой Погурек». Выслушав мой рассказ о том, как я оказался в Париже, она тут же велела приехать:
- Пшийди ко мне!
Жила она в самом аристократическом пригороде Парижа - Нёйи - в большой квартире на пять или шесть комнат. На полу в холле лежал огромный красный ковер, справа стоял большой китайский гонг, в который Халинка била, провозглашая приход гостей. Халинка так берегла свою мебель в стиле ар-деко, что практически каждый предмет был затянут в прозрачный чехол. В гостиной, оформленной в нефритовых тонах, стоял большой стол с зеркальной столешницей. В столешницу были вмонтированы розетки, куда прямо во время ужина Халинка вставляла маленькие электрические лампы с абажурчиками. Их свет отражался от зеркальной столешницы, что производило, конечно, неизгладимое впечатление. Одна из стен в гостиной также была зеркальной, благодаря чему и без того просторная комната зрительно разрасталась до каких-то немыслимых размеров. В доме вообще было много зеркальной мебели, модной в тридцатые годы, - такой голливудский стиль. Спальня Халинки тоже выглядела весьма декоративно. Шторы и покрывала из шелка розовых оттенков были апплицированы объемными цветами ар-деко, на стенах висели старинные цветочные литографии в зеркальных рамках. Также у нее была очень необычная кухня - с выходом в сад, поскольку квартира располагалась на первом этаже. Стены ее покрывали белые плиточки, на каждой хозяйка собственноручно нарисовала гроздья винограда. Это было забавно, довольно примитивно, но вместе с тем очень типично для первой половины XX века.
В просторной гардеробной хранилось несметное количество моделей одежды, начиная от 1925 г. и заканчивая приблизительно 1975-м, а также множество шляпных коробок, набитых уникальными и именными винтажными шляпами. Весь подоконник гардеробной был завален украшенными перьями и стразами головными уборами из «Фоли-Бержер».
Халинка предупредила:
- Эти шляпки - не мои. Их продает моя подруга Наталья Садовская, русская танцовщица, с которой мы участвовали в одном ревю, ей тоже нужны деньги. Поэтому, если нравится - покупай.
Сама Халинка редко что-то дарила, в основном какие-то мелочи. Один раз вручила какой-то сверток со словами: «Это платье пошли от меня своей маме». В свертке я обнаружил страшно изъеденное молью шерстяное трикотажное платье горчичного цвета.
- Халинка, но оно все в дырах! - возмутился я.
- Мама заштопает, - невозмутимо ответила Халинка.
Она плохо думала о том, как одевалась моя мама, она просто не знала.
Халинка была женщиной большого кокетства - профессия накладывала определенный отпечаток. Она подкрашивала волосы, придавая им розоватый оттенок, ходила на каблучках, в одежде предпочитала ярко-красные тона, носила элегантные английские костюмы из джерси и напоминала своим видом фарфоровую Мальвину из прошлых лет или знаменитую английскую писательницу Барбару Картленд.
Предаваясь воспоминаниям о старых добрых временах, проведенных в «Фоли-Бержер», она любила рассказывать о том, как танцевала практически голышом, и обожала демонстрировать сохранившиеся с тех пор собственные концертные костюмы - блестящие лифчики, корсеты и трусики, показывала многочисленные фотографии и афиши. Одну из огромных афиш я у нее приобрел, и сегодня она украшает мое имение под Вильнюсом.
Халинка появилась на свет в польском городе Bроцлаве в 1908 году. О том, что ее настоящая фамилия Швонцер, я узнал уже после ее кончины. Во Франции существует закон, позволяющий получить свидетельство о смерти скончавшегося знакомого, даже если вас с ним не связывают родственные узы. Когда Халинка умерла, я позвонил в мэрию и попросил на память свидетельства о смерти и рождении. И мне, представьте, прислали копии!
Несмотря на то что сама Халинка утверждала, что является чистокровной полькой, я думаю, родилась она в еврейской семье. Правда, крещена была в католичестве. Я понял это, когда узнал, что отпевали ее в католическом соборе, а все свое наследство она завещала ксендзу польского католического храма в Париже. Будучи иудейкой, вряд ли бы она отдала такое распоряжение.
Поскольку Халинка родилась в 1908 г., революцию она застала совсем девчонкой. Польша тогда входила в состав Российской империи - этим объясняется ее знание русского языка. Рано потеряв отца, она вместе с матерью оказалась в Поволжье, где пережила знаменитый голод, а потом ехала в историческом эшелоне с военнопленными чехами, венграми и австрийцами - в истории Гражданской войны их называют Чехословацким корпусом.
Уже тогда ей, десятилетней девочке, чтобы как-то прокормиться, приходилось развлекать солдат песнями и танцами. Мама Халинки аккомпанировала дочке на рояле, у них сохранилась целая стопка старинных нот царской эпохи. Попав в Прагу в возрасте 15-16 лет, она дебютировала на эстраде и вскоре стала звездой ревю. Слава Халинки в Польше была столь велика, что ее изображение печатали на открытках, писали даже о ее выступлениях на сцене Варшавской оперы. К счастью, эти открытки все у меня сохранились.
Из Польши ее ангажировал Анри Лемаршан в «Фоли-Бержер», где в то время уже блистала знаменитая Жозефина Бейкер. Халинка вся в перьях танцевала на пуантах и пользовалась огромным успехом у мужчин в ревю La grande Folie. Сохранились фотографии совместных выходов Халинки и Жозефины Бейкер с элегантными поклонниками в канонический ресторан «Ля Куполь» на Монпарнасе в Париже в 1928 году. Халинка была знакома с известными артистами и художниками Парижа той ревущей эпохи - сёстрами Долли, дягилевской балериной Лидией Красовской, фотографом Ман Реем, художником Жоржем Браком, модельером Полем Пуаре.
Халинка много гастролировала - выступала в Лондоне, Мадриде. Во время гастрольного тура по Италии она познакомилась с молодым офицером по имени Анри Леон Дюте. Он был из состоятельной парижской семьи, ему прочили блестящую военную карьеру... Но тут на его пути встретилась эта полька - и Анри Леон Дюте потерял голову. Его семья категорически отказывалась принимать роман единственного наследника с «голяшкой» из «Фоли-Бержер», какой бы хорошенькой она ни была. Но любовь зла. Родителям ничего не оставалось, как смириться с выбором сына. Они венчались и поселились в той самой роскошной квартире в Нёйи, которую я и посещал. Халинка изменила свой стиль флэппер 20-х годов на более элегантный стиль роковой женщины - Femme Fatale 30-х и стала немного подражательницей Греты Гарбо. В 1945 году они вместе с мужем переехали в Берлин.
Когда Гитлер был повержен, а город разделен на оккупационные зоны - английскую, американскую, советскую и французскую, - Халинка поселилась в последней. Ей очень благоволили советские главнокомандующие, ведь она говорила по-русски и могла им переводить с французского. Якобы Халинка даже сотрудничала с французской разведкой.
- Я всегда понимала, кто из них еврей, - говорила она.
- Каким же образом?
- Я выросла среди евреев и безошибочно их вычисляю.
Когда мы познакомились, Халинке было далеко за семьдесят. Несмотря на возраст, она была легка на подъем, запросто могла, чуть-чуть приподняв юбочку, продемонстрировать красивые па 1920-х годов. Не канкан, конечно, но тоже весьма задорные вещи.
Жила она на пенсию мужа, ведь офицер Анри Леон Дюте дослужился до чина генерала. Кроме того, имела прекрасную студию в Монте-Карло, где однажды и мне довелось переночевать. Квартира представляла собой номер старинного отеля, оформленный в стиле рококо, тоже в зеленых приглушенных тонах, с кроватью в нише-алькове… Вообще кровать в ее жизни занимала главное место, я понимаю, что это была ее вторая сцена.
В Монте-Карло Халинка была дружна с принцессой Антуанеттой, сестрой принца Ренье. Любила выходить на светские рауты и премьеры.
Свое материальное положение эта уникальная женщина часто поправляла за счет продажи нарядов из собственного гардероба. У нее хранились вещи, созданные домами Пуаре, Скиапарелли, Диор, Ланвен, Шанель… Я мечтал их приобрести, но не имел возможности. Зато с моей легкой руки Халинка продала часть этих сокровищ в Музей моды и костюма, который располагается во дворце Galliera.
Когда скончалась старая директриса, мадемуазель Мадлен Дельпьер, ее место занял очень молодой и динамичный Гийом Гарнье, совершивший революцию в музее. Он осовременил его, представив в основной экспозиции вещи ХХ века - двадцатые, тридцатые, сороковые годы. Я направил Гийома к Халинке, и та существенно пополнила коллекцию Galliera своими нарядами, а собственный бюджет - несколькими десятками тысяч франков.
До Гийома Гарнье, опять же по моей протекции, в Нёйи ездил знаменитый американский коллекционер кутюрных платьев, эксцентричный Билли Бой. Их встреча с Халинкой получилось очень забавной. Билли Бой приехал чуть раньше назначенного времени. Мы договорились на 15:00, а он прибыл в 14:30 - видимо, нарочно, чтобы опередить меня. Плохо понимавшая по-английски Халинка спросила:
- Откуда вы приехали?
- Я с Луны, - ответил с претензией на остроумие Билли Бой.
- Понимаю, понимаю… Все литовские евреи говорят одно и то же, - сказала Халинка.
Сам я однажды приобрел у нее столик XVIII века для ночного горшка, туфли и кимоно из «Фоли-Бержер», принадлежавшее Жозефине Бейкер. Остальное мне было не по карману. И хотя расценки Халинка брала буквально с потолка, это всегда были совершенно неподъемные для меня суммы. Теперь жалею. Но вся моя коллекция собрана на личные средства, у меня никогда спонсоров не было.
Конечно, живя в одиночестве, она очень скучала. Часто звонила и приглашала в гости: «Саша, przyde как скоро». Я приезжал, мы пили чай. К чаю она доставала всегда одно и то же - довольно пожухшие шоколадные конфеты, которые нельзя было есть.
- Откроем коробочку! - подмигивала она мне и насыпала в хрустальную вазу порытые белым налетом конфеты, пролежавшие в буфете лет десять - не меньше.
Она рассказывала о польском танцовщике и балетмейстере Леоне Войцеховском, получившем известность благодаря участию в Русских балетах Сергея Дягилева. На память о нем у Халинки сохранился эскиз работы Пабло Пикассо к балету «Парад» - Войцеховский танцевал в нем партию Китайца. Халинка этот эскиз не то выкупила, не то выпросила у Леона, не то получила в наследство. А потом продала на аукционе за огромные деньги. Сейчас эскиз находится в музее Виктории и Альберта.
В одну из встреч Халинка призналась, что у нее есть тайный ухажер - польский еврей по фамилии Бергман. Постоянно он жил в Рио-де-Жанейро, а в Париже имел огромную квартиру, от которой у Халинки хранились ключи.
- Саша, идем к Бергману поживиться, - как-то предложила она.
- Без предупреждения? - испугался я.
- Конечно! Бергману 95 лет, он больше не приезжает во Францию.
Пешком мы дошли до высокого дома, где на последнем этаже располагались двухуровневые апартаменты этого самого Бергмана. Такого количества мебели XVIII века в стиле рококо, шпалер, гобеленов, бронзы и портретов французских аристократов в золоченых рамах мне еще не приходилось видеть в частной квартире.
- Саша, ты же разбираешься в этом - какие портреты, по-твоему, хорошие?
- Вот эти хорошие, - показал я.
- Я их заберу. Бергман все равно сюда больше не приедет.
Она очень ловко сняла со стены особенно ценные портреты и по-хозяйски упаковала их в прихваченные с собой сумки. Мне же достались лишь фотографии с изображением мадам Бергман.
- Вот эти пойдут до выжучения (значит, только на помойку), так что забирай себе.
Именно от Халинки я впервые услышал имя другой звезды польского происхождения - Ханки Ордонувны. Это была знаменитая певица, актриса и танцовщица, которая, прожив короткую жизнь, оставила довольно яркий след в истории. Ее имя обессмертил шлягер «Любовь все простит», исполненный в кинофильме 1933 г. «Шпион в маске». Ханка там сыграла танцовщицу, которая, отбивая чечетку морзянкой, передает сведения советскому агенту в Вильнюсе. В финале ее героиню убивают.
Судьба самой Ханки похожа на приключенческий роман. В начале Второй мировой войны во время оккупации Польши немецкими войсками она была арестована и содержалась в тюрьме «Павиак». Благодаря стараниям мужа, графа Михаила Тышкевича, Ханку освободили. Вместе они уехали в Вильно. После присоединения Литвы к СССР Ханка Ордонувна была задержана уже органами НКВД и сослана в Казахстан, где ей, графине Тышкевич, приходилось дробить камень для строительства дорог. (Щебенка важнее пения звезды?) А дальше - фантастика! Получив разрешение на эвакуацию польских детей-сирот, в костюме медсестры, через Памир, Индию и Персию она попала на Ближний Восток и стала звездой кабаре в Бейруте. Там же она написала книгу «Дети-скитальцы», изданную в 1948 г. под литературным псевдонимом Вероника Хорт. А еще через два года Ханка скончалась от туберкулеза, заработанного в лагерях. Она была похоронена в Бейруте. На ее могиле выбили надпись:

Приснопамятная Мария Ханна Тышкевичова
Ганка Ордонувна
Род. 25 IX 1902
Ум. 8 IX 1950
Ты покров мой: Ты охраняешь меня от скорби, окружаешь меня радостными песнями избавления.
(Псалом 32:7)
Впоследствии поляки перевезли останки певицы на кладбище в Варшаве «Повонзке», пантеон польских знаменитостей. Там же похоронены сын Матильды Кшесинской и примадонна Варшавской оперетты Виктория Кавецкая, прозванная «польским соловьем» за чистоту голоса и «бриллиантовой королевой» за любовь к драгоценностям. Могилу Ханки Ордонувны всегда украшают горящие свечи - любовь поляков к замечательной артистке и символу довоенной Польши не иссякает и поныне.
Отдавая должное ее человеческим качествам, моя Халинка довольно скептически отзывалась об артистических данных:
- Я запросто могла ее перепеть!
Могла, но не перепела. Во всяком случае, доказательств этому нет. И если после Ханки Ордонувны осталось множество пластинок с записями песен, то у Халинки не было ни одного диска. Оставалось верить на слово.
Однажды Халинка позвонила мне из Монте-Карло со словами:
- Приезжай, я тебя устрою художником в Балет Монте-Карло.
Я тут же приехал. Халинка поселила меня у себя в студии… на полу ванной комнаты на легендарном матрасике, на котором некогда ночевала знаменитая прима-балерина Русского балета Монте-Карло Наталья Лесли-Красовская.
На тот момент директором Балета Монте-Карло был знаменитый Пьер Лакотт.
- Скажи Лакотту, что ты мой друг! - напутствовала Халинка. Она была уверена, что это очень авторитетная рекомендация.
Пьер Лакотт и его жена, этуаль парижской Оперы Гилен Тесмар, очень радушно приняли меня, рассмотрели эскизы, сказали, как это хорошо, и предложили вместе работать. Однако уже через год супруги потеряли свои позиции, и мне не довелось поработать в Балете Монте-Карло. Но я уже был счастлив возможности оказаться в этом великолепном здании, построенном по проекту архитектора Шарля Гарнье, увидеть этот зал, эту потрясающую лепнину, мемориальную доску Сергею Дягилеву с выбитой надписью: «Русские балеты ознаменовали появление большинства шедевров, блеск которых благодаря Ему, Его друзьям и Его сотрудникам отразился на всех Искусствах». Так и до сих пор в Монако все знают о русском происхождении их Балетной труппы…
Халинка скончалась совершенно внезапно 14 апреля 1993 года в Госпитале Гаренн ля Коломб. В день ее смерти меня не было в Париже. Я тогда работал в Германии, в оперном театре Висбадена. Выйдя в тот трагический день из своего отеля, я, еще ничего не знавший о произошедшем, увидел душераздирающую картину. На тротуаре лежала распластавшая крылья мертвая утка. Должно быть, ее сбил автомобиль. Над уткой в отчаянии метался селезень. Любовь животных часто сильнее людской.
Вечером того же дня мне позвонил из Парижа живший у Халинки в комнате для прислуги поляк.
- Халинка умерла, - сказал он.
Перед глазами возникла утренняя сцена с мертвой уткой и убитым горем селезнем. Будучи мистиком, я решил, что таким образом Халинка простилась со мной.
- Можно ли мне получить архив? - спросил я.
- Весь архив уже в костеле.
Я позвонил в костел, по возвращении в Париж встретился с ксендзом. Тот сообщил, что фотографии и документы Халинки были проданы в знаменитый аукцион Drouot. И все-таки они ко мне вернулись! Уже много лет спустя, оказавшись на блошином рынке Vanves, я увидел на одном из прилавков фотографии Халинки времен ее работы в «Фолли-Бержер». У меня было достаточно денег, чтобы все их тут же приобрести.
- Откуда у вас эти фотографии? - поинтересовался я у торговца.
- В Drouot продавали ящики с архивом от неизвестной старушки.
Часть архива Халинки все-таки ушла из моего поля зрения - его приобрел какой-то коллекционер из Тулузы. Наверняка кто-то из тех, кто прочтет мою книгу, когда-то разыщет эти фотографии в Тулузе, и хотя бы будет знать, что изображена на них одна из самых талантливых и экстравагантных женщин, с которыми меня когда-либо сводила судьба, - Халинка Дорсувна.
Много лет спустя я взял ее имя как псевдоним для своих юморесок о моде, которые печатал московский журнал Harpers Bazaar. Они пользовались большой популярностью в конце 1990-х годов и частично переизданы в моей книге «Этюды о моде и стиле».
ALEXANDRE VASSILIEV

www.vassiliev.com

PARIS