Борис Пинхасович: «За искусство готов убить»

Наблюдая за действием спектакля из зрительного зала, обратила внимание на серьезно-сосредоточенное выражение лица у одного из солистов. Даже выходя на поклон, исполнитель роли Шонара Борис Пинхасович был сдержан. Позже при личном знакомстве впечатление рассеялось, нашла его интересным и остроумным собеседником, но настроенным весьма критично по отношению к современному искусству. Заинтересовало, какие на то основания.

Борис, когда впервые вы выступили на сцене Оперы Монте-Карло?
В первый раз я оказался в этом замечательном месте, как это ни банально звучит, в 2016 году. Был март месяц, и ставили «Игрока» Сергея Прокофьева. Жан-Луи Гринда блестяще представил оперу - красиво, богато, не вычурно. Работать было интересно, время пролетело незаметно, и гениальная музыка Прокофьева нашла живой отклик у здешней публики. И хотя я исполнил небольшую роль мистера Астлея, было приятно, что когда я приехал вновь, меня сразу же вспомнили: ой, ты был на «Игроке», мы тебя помним. Сейчас выступаю здесь во второй раз, в «Богеме».
Три года назад я согласился на этот контракт, хотя раньше не исполнял партию Шонара. 10 лет назад с партии Марселя началась моя оперная карьера, и пел я ее в родном театре. Предложение на первый взгляд показалось понижением планки, но, по мнению Жан-Луи, образ Шонара в драматическом плане намного выше и интереснее Марселя. Такие умозаключения главного режиссера стали для меня основополагающими.

Какие впечатления оставила работа?
Все было прекрасно, театр великий и знаменитый, с прекрасным коллективом. Но в самом Монте-Карло чувствуется запах денег, ими даже не пахнет, а разит, и это немножко напрягает.
Постановка «Богемы» вполне в духе Жан-Луи, который исповедует классику, и это радует. Он создает красивую картинку, где выстроены нормальные отношения. Приятно, что Марсель с Шонаром не занимаются какими-то непотребствами или главный герой Рудольф не аутист. Понимаете, сегодня режиссеры ставят свои комплексы, как я люблю выражаться. И, видимо, поэтому я не работаю с топовыми постановщиками. Люблю классику, нафталин, и считаю, что это красиво. Ну, сколько можно выносить, когда на сцене спариваются гомосексуалисты или лесбиянки или голых аутистов тошнит на сцену? Мы этого уже насмотрелись, а все продолжают ставить и ставить такой кошмар.

А были какие-то минусы в работе?
Применительно к постановке «Богемы», театру, коллективу, к этому касту - минусов не было. Сложились прекрасные отношения, все исполнители доступные и приятные, несмотря на то, что разных национальностей и поют в разных театрах. На сцене все выглядело естественно, мы были настоящей богемой.
Но были плюсы, например, прекрасный график работы - репетиции начинались в 14:30, тогда как в других театрах - в 10 утра. Можно было выспаться и отдохнуть, совмещая приятное с полезным. После тяжелейшего питерского графика здесь был настоящий релакс. Наслаждался прекрасной погодой, морем, солнцем, зеленью.

Вам нравится «Богема»? И какое место она занимает в вашем репертуаре?
«Богема», конечно, не «Травиата» и не «Кармен», но очень близка к топовым постановкам, которые всегда востребованы. «Богема» интересна прежде всего своей историей, которая заключена в недолгом действии, узнаваемостью на слух мелодий Пуччини. Опера всегда будет привлекать зрителей и вызывать слезы в финале. Если нет слез, значит, мы что-то не так делаем.

И вы реально видели в зале слезы?
Да. Люди чутко реагируют. Я играю, но в зал всегда посматриваю. Мне важно увидеть хоть одного слушателя, который позволил себе уйти в это эмоциональное состояние. Все мы проживаем жизнь, и история про смерть, любовь, радость и горе всем близка.

Не показалось вам странным, что после самых известных арий публика не аплодировала, с чем это было связано?
Думаю, это вопрос места и публики, но не хочу никого обидеть. На гала-вечере все были в дорогих нарядах, придя, скорее всего, показать себя и посмотреть на других. Я не беру в счет ассоциацию Друзей оперы, которые поддерживают и финансируют искусство и устроили нам прекрасный гала-ужин. На втором вечере была более простая аудитория и были слышны аплодисменты. Но когда после известной арии Рудольфа или Мими зал молчит, это какое-то невежество или пришли на спектакль случайные люди. Такое бывает в больших театрах, например, в Венской опере, где много туристов, но там всегда хлопают. Тишина в Опере Монте-Карло немного удивила. Какая была в тот день публика, с чем это связано? Так и не узнаю.

Борис, вы в основном выступаете в Петербурге?
Да, это мой дом, я там родился, состою членом ансамбля Михайловского театра и пою весь репертуар, который там есть. Это место, где меня любят, поэтому стараюсь чаще выступать дома.

Что бы вам хотелось спеть нового?
Просто голубая мечта спеть Скарпиа в «Тоске». Принято считать, что у меня драматический уклон и отрицательное обаяние, даже как-то свыкся с этой мыслью. Думаю о партии Яго в «Отелло», но лет так через ...дцать.

Почему не сейчас?
Чувствую, что еще не созрел и никакое количество денежных знаков не может на это повлиять. Какой смысл оттарабанить сложную партию, испортить себе голос, точнее не испортить, а задействовать не те ресурсы, которые нужны сейчас. Я очень аккуратно подхожу к репертуару, понимаю, что могу все спеть, но стараюсь избегать опасностей.

В вашей семье есть музыканты?
Сплошные, я в третьем поколении выпускник знаменитого Хорового училища им. М.И. Глинки при Санкт-Петербургской академической капелле. Мой отец и брат его оканчивали, может, и сын пойдет туда, если станет ясно, насколько его слух соответствует критериям. Вся семья - дирижеры-хоровики, я сам дирижер, мое первое образование - дирижерско-хоровой факультет Санкт-Петербургской консерватории им. Н.А. Римского-Корсакова.
На протяжении 7 лет руководил любительским оркестром, где сидели люди в том числе по 90 лет: профессора математики, архитекторы и просто выпускники школ. Мы играли даже симфонии Бетховена и Прокофьева. В будущем мыслю себя дирижером. И не ради красного словца скажу, что я - подарок для любого дирижера. У меня отсутствует понятие не вступить, не попасть, опоздать, сфальшивить.
Мы сразу сработались с маэстро Каллегари, встретившись впервые в Мюнхене на постановке «Мадам Баттерфляй». Я его причисляю к лику выдающихся современных дирижеров.
Скажу вам, что термин вокалист для меня оскорбительный, никогда себя так не называю, для меня это синоним непрофессионализма, когда можно «навалять», а потом сказать - я же вокалист... Либо надо петь профессионально, либо никак, другого не дано.
К своим коллегам беспощаден, потому что у меня элитное образование, и я этим не кичусь, это факт. Когда я понимаю, что человек 100 раз даже за спектакль может не попадать в такт, и даже дирижер закрывает на это глаза, у меня вскипает внутренняя агрессия - за искусство готов убить. Это не вопрос моего отношения к человеку, просто это непрофессионально.
Мне тяжело в вокальном мире, потому что слышу больше, чем просто певцы. Дирижерская профессия очень серая и крайне неблагоприятная, потому что очень мало настоящих профессионалов. Чего не скажешь об инструменталистах оркестра, хотя мы тоже инструменталисты, голос - наш природный инструмент, и сразу слышно, есть талант или только хорошее ремесло. В дирижировании можно вымахивать под звучащий процесс, и это может быть названо великим исполнительством. В дирижировании свои законы, своя математика, почему оркестранты с полувзгляда все понимают.

Кто ваши кумиры из дирижеров?
Владимир Юровский, с которым мы давно дружим и работаем. Разумеется, его отец тоже. Кирилл Петренко, Даниэль Каллегари. Из старой школы - Темирканов. Вообще я исповедую Мравинского и вырос на нем, был вхож в его дом. Когда был помладше, дружил с его супругой Александрой Михайловной Вавилиной. Мне посчастливилось застать великих артистов, гремевших на весь мир. Имея такой душевный и зрительский багаж, оцениваю искусство по-другому. Поэтому работа в Монако была подарком.

Какие ближайшие планы?
У меня подписан двухлетний контракт с Венской оперой, где будут очень интересные постановки, например, коопродукция с Метрополитен-опера «Мадам Баттерфляй», «Дон Карлос», «Пиковая дама» с Гергиевым, «Манон Леско». Также я много выступаю в Баварской опере в Мюнхене, Баден-Бадене, Ковент-Гардене.
И продолжаю работать дома, в Питере. Сколько человеку нужно денег для счастья? Лично мне нужно немного. Когда ты проводишь полгода вне дома, даже в таком замечательном месте, как Монте-Карло, тяжело быть одному. Всегда с удовольствием возвращаюсь в родной Петербург.

Спасибо, Борис, за встречу, буду ждать вашего дебюта как дирижера.

Фото: Alain Hanel, Rabovsky.ru